Полюс капитана Скотта - Страница 66


К оглавлению

66

Единственное, что могло его хоть как-то умиротворять, так это то, что путь к полюсу, путь к мечте и славе, он избрал сам, не подчиняясь ничьей злой воле, не стыдясь прошлого и не страшась будущего. «Поэтому теперь ты сам себе судья, — огласил Скотт безжалостный вердикт судьбы. — И даже Господь не сподобится быть с тобой более жестким и суровым, чем способен быть по отношению к своим решениям и поступкам ты сам!»

4

Вырвавшись из потока сумбурных мыслей, капитан приказал всем полярным странникам зайти в палатку и предаться сну, а затем из-под прикрытых ресниц проследил за тем, как его спутники, один за другим, молчаливо протискиваются в их обшитую шкурами хижину и опускаются каждый на свое привычное место.

«Очень скоро и ты и все они так навеки и останетесь в этой палатке, — неожиданно ожил его внутренний голос, возможно, подчинявшийся некоему духу этой ледовой империи. — Вы так и дойдете до грядущих поколений вечно молодыми, не поддающимися телесному и душевному тлену. Этот спящий подо льдами веков континент уже никогда не отпустит вас».

За все время странствия к полюсу Роберт ни разу не допускал мысли о возможной гибели экспедиции, и вдруг она каким-то образом ворвалась в его сознание. Причем произошло это в самой благоприятной ситуации, когда никто и ничто не угрожало ни ему, ни его товарищам. Как это понимать? Неужели голос судьбы?

«Скорее всего, ты так и погибнешь здесь», — теперь уже вполне осознанно сказал себе капитан Скотт, явственно осознавая, что мрачная перспектива почему-то ничуть не страшит его. Да, теперь уже не страшит.

Мало того, Роберт неожиданно поймал себя на мысли, что возможно, теперь, в создавшейся ситуации, его мученическая гибель в снегах была бы лучшим из всех возможных исходов этой полярной авантюры. «Видимо, все то главное, что ты мог сказать о себе миру, — размышлял Скотт, — ты сказал своей первой экспедицией в Антарктиду, увенчавшейся выходом книги „Путешествие на „Дискавери“».

Именно тогда тебя заметил король, именно тогда ты познал цену славы, любви и… зависти. Впрочем, о зависти сейчас не стоит… Иное дело — специально по случаю успеха экспедиции на «Дискавери» отлитая по приказу короля Антарктическая медаль, которой были награждены все участники этого похода; или избрание тебя почетным доктором наук Кембриджского университета. Затем были золотые медали Королевского географического общества, а также географических обществ Дании, Швеции, Шотландии, США.

Даже Императорское географическое общество России неожиданно откликнулось избранием своим почетным членом. И, наконец, объявление тебя кавалером ордена Виктории, вслед за которым последовало назначение, уже в чине капитана первого ранга, на должность командира линейного корабля «Виктория», а затем — самого современного, прекрасно вооруженного линкора «Балоук», в кают-компании которого тебе, морскому полковнику, уже пророчили чин контр-адмирала Королевского флота.

«Может, и в самом деле все твои неудачи начались тогда, когда чиновники из Адмиралтейства предали твое судно „Дискавери“, решив пустить его с молотка? Вспомни, — сказал себе Скотт, — в какое отчаяние пришел тогда „отец“ экспедиции на „Дискавери“ президент Королевского географического общества Клементс Маркхем, даже избравший это решение адмиралтейцев поводом для демонстративного ухода в отставку».

Предпринимая сей демарш, семидесятипятилетний, но все еще крепкий и деятельный Маркхем властно заявил Роберту:

«Не нравится мне все это, капитан Скотт! Решительно не нравится! Мы с вами многое сделали и для того, чтобы это судно стало национальной гордостью Британии, и для того, чтобы оно было передано в ведение Адмиралтейства, где оно, все еще вполне пригодное для полярных плаваний, могло бы послужить последующим экспедициям».

«Вы правы, сэр: „Дискавери“ прекрасно зарекомендовало себя в антарктических льдах, — поддержал его Скотт. — Судов такой „полярной отделки“ в мире не так уж много. Еще меньше среди них судов, которые уже прошли испытания столь длительными плаваниями и дрейфами во льдах».

«Не скрою, я рассчитывал, что оно еще раз послужит вам во время экспедиции к Ледовому материку, о которой, насколько мне известно, вы уже деятельно помышляете».

«Я серьезно готовлюсь к такой экспедиции, сэр, — коротко признал Скотт. — На сей раз — с рейдом к Южному полюсу, о котором мы с вами мечтали еще во время подготовки к экспедиции „Дискавери“».

Беседа происходила в кабинете президента Королевского географического общества, который Клементс Маркхем уже завтра намеревался оставить навсегда. И капитан Скотт понимал, судьба ставит его перед двойной потерей.

С одной стороны, он крайне сожалел, что каким-то образом причастен к уходу своего старого друга и соратника в отставку, поскольку так и не смог отстоять неприкосновенность верного ему судна. А с другой — он понимал, какой мощной поддержки, какого влиятельного патроната лишается сразу же, как только Маркхем окажется не удел. Поскольку вряд ли найдется еще один столь влиятельный человек, который бы так деятельно и беззаветно помогал ему на пути к славе покорителя Южного полюса.

— Мы, то есть я и мои коллеги, — угрюмо проговорил президент, закуривая очередную сигару, — были уверены, что передача «Дискавери» Адмиралтейству станет залогом того, что судно будет использовано исключительно в научных целях. Скажу больше: я даже вел переговоры о том, чтобы после второй вашей экспедиции, которая, верю, обязательно состоится, судно было поставлено на вечный якорь и превращено в Арктический музей. Конечно же, вашего имени.

66