Полюс капитана Скотта - Страница 51

— Вы очень вовремя прибыли, господин капитан, — обрадовался Эванс, у которого еще хватило сил выйти навстречу «конникам». — Мы настолько изголодались, что если бы так пошло и дальше…

— Становится ясно, что количества пищи, которое вполне устраивает людей, выступающих в роли возниц, явно не хватает для тех, кто сам впрягается в сани, — похлопал его по предплечью Скотт.

— Особенно отчетливо это проявляется в моей фигуре, — отрекомендовал себя в роли экспоната механик Дэй, который и так особой упитанностью не отличался.

— Но праведный дух Антарктиды видит, что в своих продовольственных расчетах мы весь этот дисбаланс предусмотрели. Вы, механик, пройдете с нами еще трое суток, после чего вместе с Хупером отправитесь назад, — объявил Скотт. — А вот лейтенант и Лешли еще какое-то время будут сопровождать нас в составе вспомогательной партии.

— Как прикажете, сэр, — покорно согласился Дэй, но капитан почувствовал, что сообщение это механик воспринял с облегчением.

После этого Скотт вместе с Мирзом, Аткинсоном и ротмистром Отсом принялся оценивать шансы лошадей. Они тоже оказались безрадостными. Мирз призывал капитана уже сейчас застрелить пони Джию, чтобы вдоволь накормить его мясом собак. Следующим на очереди были Виктор и Японец, которые тоже долго идти в упряжке не могли.

Скотт воспринимал эти доводы спокойно, признавая их правомерность. Но уж очень ему хотелось, чтобы полярники продержались еще хотя бы трое суток, поскольку лишь через трое суток они достигнут местности, в которой забил своего первого коня Эрнест Шеклтон.

Услышав эту аргументацию, Мирз лишь снисходительно пожал плечами: она явно выглядела неубедительной. Начальник экспедиции и сам понимал, что такого рода принципиальность никому не нужна, и все же оттягивал забой животных, понимая, что после этого весь груз придется тащить на себе. Но, с другой стороны, в тот день, когда капитан разрешил застрелить Китайца, лошадиного корма у них оставалось всего четыре мешка, так что деваться было некуда. Тем более что добытого таким образом свежего мяса хватило не только для подкормки собак, но и для питания самих полярников. Из него получилось несколько порций прекрасного рагу.

25

Они шли и шли, проклиная мороз, пургу и проникающую во все щели одежд и палаток снежную крупу; шли, обливаясь потом, который тут же превращался в ледяную осыпь; проклиная свою полярную прихоть, которая, как известно, пуще неволи, а вместе с ней — и свою распроклятую судьбу.

Они обессиленно брели, теряя счет дням и милям, ежеминутно ощущая боль в обмороженных натертых конечностях и в любую минуту рискуя свалиться в прикрытую легким снежным настом ледовую трещину или в материковую бездну. И когда в этом снежно-ледовом бреду вдруг раздался крик лейтенанта Бауэрса: «Земля!», полярники встрепенулись так, словно голос этот прозвучал на палубе судна, давно лишившегося компаса и парусов и безнадежно заблудившегося посреди океана.

Это действительно была земля, восстававшая посреди ледового безбрежья треглавой вершиной горы Меркхема, рядом с которой в подзорную трубу хорошо просматривались окаймленные базальтовыми скалами мысы Литтлтон и Голди. Люди настолько устали от бесконечной снежно-ледовой пустыни, настолько истосковались по виду обычной земли, что интуитивно потянулись к ней взглядами, как-то сразу же почувствовав себя защищеннее и увереннее.

Однако взбудораживавшее людей «видение» это продолжалось недолго. Оно развеялось так же неожиданно, как и появилось, и вскоре полярные странники опять начали углубляться в ледовую пустыню, в свои ощущения и проблемы, в однотипность мыслей и движений.

«Мы стоим лагерем в „бездне тоски“, — доверялся своему дневнику капитан Скотт. — Метель сатанеет с неслабеющей лютостью. Температура дошла до плюс одного, в палатке все промокло. Кто выходит на улицу, возвращается, словно бы из-под ливня. Из них стекает вода и тут-таки у ног образуется лужа. Все больше снега навевает возле палаток, валов, лошадей; последние выглядят до крайности жалкими. О, это ужасно! А до глетчера только двенадцать миль. Охватывает полная безнадежность, бороться с которой бессмысленно. В таких условиях нужно какое-то особое терпение».

Коней они теперь отстреливали одного за другим: Христофора, Виктора, Михаила… Полярникам казалось, что свежая конина придает им сил, возрождает бодрость и возвращает утраченный вес, однако впечатление это было обманчивым и уж в любом случае временным, поскольку с каждым убитым конем все больше груза ложилось на сани, в которые приходилось впрягаться им самим.

Однако апофеоз этой трагедии наступил в субботу, девятого декабря, когда полярники разбили лагерь в местности, которую Шеклтон назвал «Воротами». Здесь Скотт приказал застрелить всех оставшихся лошадей, и часть мяса, которое может пригодиться им во время возвращения с полюса, поместить в склад. А, нанося лагерь на путевую карту, по суровой справедливости назвал его «Бойней».

Описание «Ворот» знакомо было капитану по воспоминаниям Шеклтона, но всякое красноречие меркло перед зрелищем, которое открывалось сейчас его взору. Посреди каменистой равнины перед путником восставали три огромных гранитных столба, которые представляли собой правое основание «Ворот», в то время как левым служил острый угол горы Надежды. И хотя «воротами» этот гористый проход можно было называть лишь условно, все равно создавалась иллюзия того, что стоит пройти их, как взору откроется то ли огромный внутренний двор крепости, то ли стены величественного замка. Иллюзия эта была настолько яркой и привлекательной, что капитану долго не хотелось расставаться с ней.